Рассказывая об этом и некоторых других случаях из своей жизни Рокфеллер, чувствовалось, делал это с заметным удовольствием, как бы подчеркивая, что он старый ветеран на политической авансцене США и что назначение его сейчас на пост вице-президента далеко не случайно.
Говоря затем о его отношении к СССР, он признал, что ему приходилось делать антисоветские заявления, особенно на должности губернатора штата Нью-Йорк, где он должен был считаться с сильным еврейским влиянием. Рокфеллер вместе с тем подчеркнул, что в Москве ныне не должно быть сомнений в том, что он будет поддерживать президента Форда в пользу развития отношений с СССР. Он будет продолжать поддерживать и деятельность в этом направлении Киссинджера, с которым его связывают узы долгой дружбы.
Для ознакомления с делами, связанными с отношениями с СССР, я и попросил Генри устроить мне встречу с советским послом, добавил он.
По ходу разговора мы кратко коснулись отдельных сторон советско-американских отношений, в которых он разбирался довольно поверхностно. Он вел беседу в дружественном тоне, как бы показывая своим видом и поведением, что с назначением его на пост вице-президента мы будем иметь дело „с новым Рокфеллером".
Когда пришел Киссинджер, мы приступили к обеду и продолжали беседу уже втроем.
Разговор начался с замечания Киссинджера о том, что они придают большое значение установлению личных контактов новых руководящих лиц администрации, президента Форда и вице-президента Рокфеллера с представителями Советского правительства, учитывая важный характер советско-американских отношений. Он сказал, что новая администрация не считает себя лишь „переходной ступенью" от одной власти к другой, а надеется быть в Белом доме по крайней мере 6 лет. В этой связи для новой администрации небезразличны те результаты в области советско-американских отношений, с которыми она придет на президентскую кампанию 1976 года.
Киссинджер сказал, что хотел бы попросить меня кратко изложить лично для Рокфеллера суть советского подхода к отношениям с США и основным проблемам взаимоотношений как в международном, так и в двустороннем плане. Он тут же бросил реплику, что с Рокфеллером можно обсуждать самые доверительные детали наших отношений, ибо он обо всем этом уже информировал его для сугубо личной ориентировки.
Я в сжатой форме изложил наш подход к различным аспектам советско-американских отношений и международным проблемам.
Киссинджер не вмешивался в мое изложение, считая, видимо, что оно понятно Рокфеллеру. Лишь когда я коснулся тезиса о желательности совместных скоординированных усилий СССР и США в решении ближневосточной проблемы, Рокфеллер вопросительно посмотрел на Киссинджера. Последний тут же бросил реплику о том, что „свобода действий Вашингтона в этой области имеет свои пределы".
Киссинджер не стал при Рокфеллере расшифровывать свою реплику о „пределе" для возможных совместных действий с нами. Однако, когда после обеда мы с ним задержались для обсуждения некоторых текущих дел, Киссинджер сам вернулся к этому вопросу и сказал, что хочет сугубо неофициально пояснить свою точку зрения на этот счет, придав ей более расширенное толкование, а не только в рамках Ближнего Востока.
Он сказал, что „предел" возможностей США определялся в значительной степени их взаимоотношениями с союзниками по НАТО и, как правило, „ревнивой и болезненной" реакцией последних на советско-американские совместные действия. Киссинджер развил далее мысль, что разрядка в отношениях между СССР и США влияла, конечно, одновременно на крепость союзов в рамках НАТО и Варшавского договора, но что Вашингтону, в силу ряда специфических моментов, гораздо труднее становилось контролировать НАТО, чем Москве — страны Варшавского договора. Разрядка в этом смысле бьет гораздо сильнее по НАТО, чем по блоку стран во главе с СССР.
Киссинджер, конечно, не случайно ушел от разговора насчет поднятого мною вопроса о желательности совместных скоординированных усилий СССР и США в решении ближневосточных проблем. Фактически суть его собственных дипломатических усилий исподволь всегда сводилась к тому, чтобы изолировать или исключить — по возможности без лишнего шума — Советский Союз из процесса ближневосточного урегулирования, руководство которым он считал исключительной монополией самих США.
Красноречивое признание на этот счет сделал Форд в своих мемуарах. Рассказывая о своей подготовке к встрече с Громыко 20 сентября, он с удовлетворением отмечал, что Киссинджер добился значительного успеха в ослаблении влияния Советского Союза на Ближнем Востоке. Тогда же он сказал Киссинджеру о своем намерении продолжать придерживаться такого же курса в этом районе. Надо признать при этом и то, что у Советского Союза тогда, по существу не было действительно самостоятельной политики по ближневосточному урегулированию. Наши союзники в регионе злоупотребляли готовностью учитывать и отстаивать их интересы и фактически очень часто пользовали нас для блокирования тех или иных миротворческих инициатив, которые время от времени проявлялись, в том числе и с американской стороны. Все это мешало любому конструктивному советско-американскому сотрудничеству в вопросах ближневосточного урегулирования.
Наряду с назначением Н.Рокфеллера на пост вице-президента Форд внес еще одно важное изменение в аппарате Белого дома. Он решил заменить генерала Хейга на посту главы этого аппарата своим человеком, Хартманном. Хотя Форд неплохо относился к Хейгу, он все же считал, что известная всем близость последнего к Никсону сохраняла нежелательный „никсоновский ореол" вокруг Белого дома. Уход Хейга развязывал Форду руки для кадровой реорганизации и создания собственного аппарата. К тому же Хейг слишком много знал о Форде как вице-президенте. Взаимная психологическая перестройка происходила непросто. Вот почему Форд предпочел держать Хейга подальше, предложив ему важный пост командующего войсками НАТО в Европе.
Избавился впоследствии Форд и от министра обороны Шлесинджера, который своим высокомерием и стремлением доминировать в военных вопросах с самого начала восстановил Форда против себя.
Форд принимает экипажи космических кораблей обеих стран
7 сентября президент Форд принял у себя в Белом доме трех советских космонавтов и трех американских астронавтов, которые готовились к стыковке в космосе в следующем году советского и американского космических кораблей. На соответствующих моделях кораблей, которые уже были в Белом доме, командир нашего экипажа полковник Леонов вызвался пояснить президенту процесс стыковки. Сделал он это на неплохом английском языке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
